|
Памятуя о нелюбви персонала к длинным историям, всеравно скину сюда эту. На память, так сказать. Давно читал, пытался найти дома книжку, но не нашел. Название рассказика то еле вспомнил. Внимание! Многобукв!
"Арно" Сетон-Томпсон
1
Через боковую дверь мы вошли в конюшню. Слабый запах чисто содержимых
денников терялся в нежном аромате сена. Поднявшись по лестнице, мы
очутились на длинном чердаке. Южный конец его был отгорожен, и знакомое
"ку-у-у, ку-у-у, рук-эт-э-ку", смешанное с "уирр, уирр, уирр" крыльев,
дало нам знать, что мы находимся на голубятне.
В этой голубятне жили знаменитые птицы, и на этот самый день было
назначено состязание между пятьюдесятью молодыми голубями. Хозяин
голубятни пригласил меня быть судьей в этом состязании.
Для тренировки голубей необходимо устраивать гонки. Раза два уже их
относили вместе с родителями в поле и выпускали на свободу, чтобы они
научились возвращаться в голубятню. Теперь им предстоял первый
самостоятельный полет, без старших. Выпустить их решено было в деревню
Элизабет. Меня удивило, что молодых голубей с самого начала заставляют
пролететь такое большое расстояние.
- Дело в том, - заметил тренер, - что таким способом мы избавляемся от
дурачков. Возвращаются только самые лучшие, а они-то нам и нужны.
Все служащие голубятни и многие соседи-любители держали пари на разных
голубей. Они установили между собой приз для победителя. Мне, как судье,
предстояло определить, который из голубей окажется победителем. Выигравшим
должен был считаться не тот, кто _вернется_ первым, но тот, кто первым
_войдет в голубятню_, потому что голубь, возвращающийся только по
соседству от своего жилья, но не являющийся немедленно домой, плохой
письмоносец.
Голубь, всегда и отовсюду возвращающийся домой, зовется возвратным
голубем. Эти голуби не отличаются особой окраской и лишены причудливых
украшений, годных для птичьих выставок. Их разводят не на показ, а потому,
что они быстрокрылы и умны. От них требуется привязанность к родным местам
и способность без промаха отыскивать их. Теперь доискались, что чувство
направления помещается в костяных извилинах уха. Нет на свете существа,
обладающего более тонким чувством направления, чем исправный возвратный
голубь. Такого голубя всегда можно узнать по большим выпуклостям над ушами
и по мощным крыльям.
И вот предстояло подвергнуть испытанию способности последнего
голубиного выводка.
Несмотря на множество свидетелей, я счел более надежным запереть все
дверцы голубятни, за исключением одной, и стать наготове, чтобы тотчас
захлопнуть ее, как только первый голубь влетит в голубятню.
Никогда не забуду, что я пережил в этот день. Меня предупредили, что
голубей спускают в двенадцать часов. В половине первого им следует быть
здесь, но надо держать ухо востро - они прилетают, как вихрь. Едва успеешь
их заметить, как они уже влетят в голубятню.
Мы выстроились у стенки внутри голубятни, и каждый припал глазом к щели
или неплотно закрытой дверце, жадно всматриваясь в юго-западный горизонт,
как вдруг кто-то крикнул:
- Смотрите, вот они!
Белое облако низко пронеслось над городскими крышами, обогнуло высокую
трубу, и не прошло двух секунд, как голуби уже были на месте. Появление
белого облачка, шелест крыльев - все это было так внезапно, так быстро,
что как я ни готовился, а был застигнут врасплох. Мое место было у
единственной открытой дверцы. Синяя стрелка просвистела мимо меня, задела
мне лицо крыльями, и я едва успел спустить дверцу, как поднялся вопль:
- Арно! Арно! Говорил я вам, что он победит! Ох ты, прелесть моя! Всего
три месяца - и уже приз! Радость ты моя!
И владелец Арно прыгал, больше радуясь птице, нежели выигранной премии.
Все присели на корточки вокруг голубя, созерцая с благоговением
победителя, сперва поглотившего огромное количество воды, а потом
спустившегося к кормушке.
- Смотрите на этот глаз, на эти крылья! А видали вы когда-нибудь такую
грудь? О, да он молодец, хоть куда! - болтал его владелец, обращаясь к
безмолвным хозяевам-неудачникам.
Это был первый подвиг Арно. Он оказался лучшим из пятидесяти голубей
хорошего завода, и ему предстояла блестящая карьера.
Он получил серебряное кольцо, которым награждают лучших голубей. На
кольце красовался его номер: 2590 С - номер, о котором и поныне любители
говорят с благоговением.
Всего в голубятню возвратилось сорок голубей. Так бывает почти всегда.
Некоторые ослабели и отстали, другие сбились с пути по глупости. Этим
простым способом отбора владельцы голубей достигают усовершенствования
своей породы. Из десяти пятеро пропали без вести, другие пятеро вернулись
позднее в тот же день, не сразу, а один за другим. Последним из них явился
большой, неповоротливый сизый голубь. Работник голубятни заметил его и
сказал:
- Вот он, тот безмозглый сизый, на которого ставил Джек. Не думал я,
что он вернется. Слишком уж у него большой зоб.
Большой Сизый, прозванный также Угловым, потому что он родился в
угловом гнезде, отличался с самых первых дней замечательной силой.
Несмотря на то что все голуби были приблизительно одного возраста, он
скоро перерос своих ровесников и был красивее всех. Но знатоки мало ценят
красоту голубей. Он, видимо, гордился своим превосходством и смолоду любил
обижать слабых. Его хозяин предсказывал ему великую будущность, но конюх
Билли не доверял его длинной шее, большому зобу, неповоротливости и
излишнему весу.
- Разве птица может хорошо летать с таким пузырем на шее? Да и длинные
ноги только весу прибавляют, - пренебрежительно ворчал Билли, подметая по
утрам голубятню.
2
После первого полета испытания стали производиться ежедневно в
определенное время. Расстояние с каждым днем увеличивалось на двадцать
пять - тридцать миль, и направление менялось до тех пор, пока голуби не
ознакомились со всеми окрестностями Нью-Йорка на полтораста миль вокруг.
Из пятидесяти птиц осталось всего двадцать, потому что суровое воспитание
не только отбрасывает слабых и неспособных, но еще и тех, кто случайно
заболел, или попал в беду, или слишком сытно наелся перед гонками.
На голубятне было много красивых птиц, грудастых, ясноглазых и
длиннокрылых, созданных для того, чтобы служить человеку в минуту
серьезной нужды. Окраска их была преимущественно белая, сизая или
коричневая. У них не было определенной масти, но у каждого из оставшихся
избранников были блестящие глаза и выпуклые уши высшей возвратной породы.
И лучшим из всех, почти всегда первым в полете, был маленький Арно. Сидя
дома, он мало отличался от других, потому что теперь уже все голуби
щеголяли серебряными кольцами. Но в воздухе он тотчас давал себя знать.
Как только открывали корзинки, Арно первый взлетал, поднимался на
необходимую высоту, угадывал путь к дому и безошибочно мчался, не
останавливаясь ни для еды, ни для питья, ни для развлечения.
Несмотря на мрачные предсказания Билли, Большой Сизый из углового
гнезда оказался одним из двадцати избранников. Он частенько запаздывал в
пути и никогда не возвращался первым. А иной раз, возвратившись на
несколько часов позднее остальных, не выказывал ни голода, ни жажды -
явный признак, что он как следует наелся. Но всякий раз он возвращался, и
на лапке его, как и у всех остальных, виднелось серебряное кольцо с
номером. Билли презирал Сизого, но хозяин его говаривал:
- Дай срок. Кто скоро созревает, тот скоро и увядает. Я всегда
подмечал, что лучшая птица позднее всех дает себя знать.
Еще не прошло года, как маленький Арно побил славный рекорд. Труднее
всего перелететь через море, где нет возможности узнать дорогу по
каким-нибудь приметам. А еще того хуже, если приходится лететь в тумане,
когда даже солнца не видно. Но когда память, слух и зрение бессильны, у
голубя все же остается врожденное чувство направления. Только страх может
уничтожить это чувство. Вот почему необходимо, чтобы между мощными
крыльями помещалось мужественное сердечко.
Арно с двумя из своих товарищей был сдан на океанский пароход, шедший в
Европу. Их намеревались выпустить при выходе в открытое море, но внезапный
густой туман спутал все планы. Пароход увез их с собой дальше. Голубей
собирались отправить обратно с первым встречным судном. После десяти часов
пути судовая машина испортилась, туман сгустился, и пароход оказался
беспомощным и брошенным на произвол стихий. Единственное, что можно было
делать, - это свистеть о помощи. Но и это не помогло. Тогда-то вспомнили о
голубях. Выбор пал на Старбека, 2592 С. Написали записку, обернули
непромокаемой бумажкой, свернули в трубочку и привязали снизу к перьям
хвоста. Старбек взвился в воздух и исчез. Полчаса спустя снарядили
Большого Сизого из углового гнезда 2600 С. Этот также поднялся в воздух,
но почти сейчас же вернулся и опустился на снасти. Он съежился от страха.
Никак нельзя было заставить его покинуть судно. Он до такой степени был
испуган, что дал беспрепятственно себя изловить и постыдно всунуть в
клетку.
Достали теперь третьего - маленького, коренастого голубка. Моряки не
имели о нем представления, но отметили имя и номер на его кольце: Арно,
2590 С. Для них эта надпись ничего не означала. Однако державший его моряк
заметил, что сердце его не так сильно колотится, как у предыдущего гонца.
Его снабдили запиской, снятой с Большого Сизого. Вот эта записка:
"10 часов утра, вторник.
Машина испортилась в 210 милях от Нью-Йорка. Беспомощно блуждаем в
тумане. Пришлите буксирное судно как можно скорее. Через каждые
шесть-десять секунд даем один длинный свисток, за ним один короткий.
Капитан."
Письмо было свернуто в трубочку, обернуто непромокаемой бумагой,
адресовано Пароходному обществу и прикреплено к нижней стороне перьев
хвоста.
Голубь, едва его отпустили, описал круг над судном, затем другой,
повыше, снова выше, пока не скрылся из виду. Он мчался все выше и выше до
тех пор, пока сам не перестал видеть судно. Лишенный возможности
пользоваться всеми своими чувствами, кроме одного чувства направления, он
всецело предался ему. Голубок не испытывал страха. Безошибочно, как игла
компаса, Арно двинулся к цели без колебаний, без сомнений. Спустя минуту
после освобождения из клетки он уже несся - прямой, как луч света, - к
взрастившей его голубятне, единственному месту, где он чувствовал себя
дома.
В этот день на голубятне дежурил Билли. Вдруг послышался шелест быстрых
крыльев: в голубятню скользнул синий луч и бросился к корытцу с водой.
Голубь тянул уже один глоток за другим, когда Билли вдруг спохватился:
- Да это ты, Арно, красавец мой!
Затем привычным движением голубиного тренера он достал часы и отметил
время: 2 часа 40 минут. В то же мгновение он заметил нитку на хвосте.
Билли притворил дверцу и быстро опустил сетку на голову Арно. Через минуту
он держал в руке записку, а две минуты спустя торопился уже к конторе
общества, предвкушая щедрую награду. Здесь он узнал, что Арно проделал 210
миль над морем, в тумане, за четыре часа сорок минут, и не прошло часа,
как на выручку злополучного парохода было отряжено спасательное судно.
_Двести десять миль над морем, в тумане, за четыре часа сорок минут_!
Славный это был рекорд! Его занесли, как подобало, в списки Голубиного
клуба. Арно держали на руках, а секретарь, вооружившись резиновой печаткой
и несмываемыми чернилами, отметил на одном из белоснежных перьев крыла
подвиг и день, когда этот подвиг был совершен.
Старбек, второй голубь, так и не вернулся. Без сомнения, он погиб в
море.
Сизого из углового гнезда привезли на буксирном судне.
3
Это был первый подвиг Арно, а вскоре последовали и другие.
Однажды к конюшне подкатила карета; из нее вышел седоволосый господин,
вскарабкался по пыльной лестнице на голубятню и все утро просидел вместе с
Билли, поглядывая сквозь золотые очки то на кучу бумаг, то поверх
городских крыш, высматривая и дожидаясь - чего? Вести из местечка,
отстоящего всего на сорок миль, - вести огромной для него важности, вести,
которая должна была спасти или погубить его, вести, которую ему необходимо
было получить скорее, нежели ее мог доставить телеграф, так как телеграмма
задержится по меньшей мере на час в каждом направлении. Что могло прийти
быстрее телеграммы на расстоянии сорока миль? В те времена было лишь одно
средство - первоклассный почтовый голубь.
Деньги не в счет, если только победа останется за ним. Старик-банкир
просил послать самого лучшего голубя, сколько бы это ни стоило. И
вестником был избран Арно, с его семью неизгладимыми рекордами на крыльях.
Прошел час, другой и начинался третий, когда синий метеор ворвался,
свистя крыльями, в голубятню. Билли захлопнул дверцу и поймал голубя.
Живехонько он сорвал нитку и подал записку банкиру. Старик смертельно
побледнел, с трудом развернул ее, и лицо его оживилось.
- Благодарение богу! - пролепетал он.
Затем счастливый банкир поспешил на собрание. Маленький Арно спас его
от гибели. Банкир хотел приобрести голубя, чувствуя, что ему подобает
беречь и холить своего спасителя, Но Билли ответил ему:
- Что в этом толку? Вам не купить сердца возвратного голубя. Вы можете
превратить его в пленника - вот и все. Но ничто на свете не заставит его
покинуть старую голубятню, в которой он родился.
Итак, Арно остался в 211-м номере на Западной Девятнадцатой улице. Но
банкир не забыл его.
В нашей стране есть немало негодяев, считающих летящего голубя законной
добычей, убивающих его потому лишь, что их трудно уличить. Не один
благородный гонец, летевший с вестью о жизни или смерти, был убит злодеем
и превращен в начинку для пирога.
Брат Арно, Арнольф, уже отмеченный тремя славными рекордами, был убит,
когда летел за врачом для больного. Он упал к ногам стрелка, и
великолепные его крылья развернулись, обнаружив список побед. На ножке
виднелось серебряное кольцо, и охотник почувствовал угрызения совести. Он
отправил доктору письмо и возвратил убитую птицу Голубиному клубу с
уведомлением, что "нашел ее". Владелец явился к нему в дом, охотник
растерялся и вынужден был сознаться, что застрелил вестника сам, но якобы
потому, что его больной сосед мечтал о пироге с голубятиной. Гнев
владельца голубя смешался со слезами:
- Моя птичка, мой красавец Арнольф! Двадцать раз он приносил важные
известия, побил три рекорда, дважды спас человеческую жизнь, и вы убиваете
его на пирог! Я мог бы преследовать вас по закону, но у меня не хватает
духу для такой жалкой мести. Прошу вас только об одном: если еще
когда-нибудь у вас будет больной сосед, желающий пирога с голубятиной,
приходите - мы даром снабдим вас пригодными на то ублюдками. Но если в вас
есть хоть капля чести, вы никогда, никогда больше не будете убивать и не
позволите другим убивать наших благородных и бесценных вестников.
Это произошло в то время, когда банкир часто бывал в голубятне и сердце
его горело благодарностью к голубям. Он был человек влиятельный и
потребовал, чтобы в Олбани [столица штата Нью-Йорк] ввели закон,
защищающий голубей.
4
У Билли никогда не лежало сердце к Сизому из углового гнезда, 2600 С.
Несмотря на то что Сизый все еще числился в списках Серебряного ордена,
Билли продолжал пренебрежительно относиться к нему. Случай с пароходом
показал в нем труса. Кроме того, он, без сомнения, был еще и буяном.
Однажды утром Билли застал на голубятне драку. Два голубя, один большой
и один маленький, носились, сцепившись, по полу, поднимая пыль. Когда
удалось их разнять, Билли увидел, что маленький - Арно, а большой - Сизый
из углового гнезда. Арно стойко сражался, но побеждал Сизый, так как был
вдвое тяжелее.
Вскоре выяснилась и причина поединка - прелестная маленькая голубка.
Большой Сизый давно уже раздражал Арно своей грубостью, но окончательным
толчком к смертному бою послужила маленькая голубка. Билли не имел права
скрутить Сизому шею, но сделал все что мог для своего любимца Арно.
Билли запер Арно с маленькой голубкой в отдельном помещении на две
недели и для большей верности сделал то же с Большим Сизым, назначив ему в
подруги первую подходящую даму.
Все вышло, как он ожидал. Маленькая голубка признала своим владыкой
Арно, а "подходящая дама" - Большого Сизого. Обзавелись гнездами, и все,
казалось, вело к тому, чтобы жить-поживать и добра наживать. Но Большой
Сизый был очень велик и красив. Он умел выпячивать зоб, и на солнце вокруг
его шеи появлялась такая радуга, что перед ним не устояла бы ни одна
голубка.
А наш Арно, хотя плотно сложенный, был мал ростом и не особенно красив.
Только глазки у него чудно сверкали. Вдобавок он часто покидал голубятню
по важным делам, между тем как Большому Сизому только и было дела, что
красоваться на голубятне и выставлять напоказ свои лишенные надписей
крылья.
Писатели любят искать у животных, и преимущественно у голубей, примеры
супружеской любви и верности. И они, в общем, правы, но - увы! - бывают
исключения.
Жена Арно была с самого начала очарована Большим Сизым, и в конце
концов однажды, когда муж ее был послан по делам, ужасное событие
совершилось.
Возвратившись из Бостона, Арно увидел, что Большой Сизый, не
отказываясь, однако, от своей законной "подходящей дамы" в угловом гнезде,
в то же время присвоил себе его жену и гнездо. Последовал отчаянный бой.
При нем присутствовали одни только жены, равнодушно гулявшие в отдалении.
Арно бился своими чудесными крыльями, но изворотливость их не
увеличивалась от летописи рекордов. Клюв его и ноги были малы, как у
всякого хорошего почтового голубя, и отважное сердечко не могло возместить
недостаток веса. Бой должен был кончиться не в его пользу. Жена беззаботно
сидела на гнезде, как будто была тут ни при чем, и Арно был бы убит, если
бы не подоспел вовремя Билли. Он так обозлился, что готов был скрутить
Сизому шею, да только буян успел улизнуть из голубятни.
В течение нескольких дней Билли с нежностью ухаживал за Арно. Через
неделю тот совсем оправился, а через десять дней был уже в пути. Он,
по-видимому, простил неверной жене, так как, не подавая виду, продолжал с
ней жить по-прежнему. В этот месяц он установил два новых рекорда: он
принес письмо за десять миль в восемь минут и перелетел из Бостона в
Нью-Йорк за четыре часа. Всякий раз его влекла обратно любовь к родине.
Печально было возвращение Арно, так как он снова застал свою жену в
приятной беседе с Большим Сизым. Как он ни был утомлен, поединок
возобновился и кончился бы смертью Арно, если бы не вмешался Билли. Он
разнял бойцов, потом запер Сизого отдельно.
Между тем приближалось большое соревнование всех возрастов - полет на
девятьсот миль из Чикаго в Нью-Йорк.
Голуби были отправлены в Чикаго по железной дороге. Там их выпустили
одного за другим.
Чем лучше был голубь, тем позже его выпускали. Последним был выпущен
Арно.
Миновав Чикаго, несколько голубей инстинктивно соединились в стаю.
Возвратный голубь следует по прямой линии, когда повинуется общему чувству
направления, но когда ему приходится проделывать знакомый уже путь, он
обыкновенно придерживается известных признаков, сохранившихся у него в
памяти. Большинство птиц тренировались по пути, идущему на Колумбус и
Буффало. Арно знал дорогу на Колумбус, но знал дорогу и на Детройт.
Поэтому, миновав озеро Миниган, он полетел по прямой линии на Детройт.
Таким образом, он сразу выиграл несколько миль.
Детройт, Буффало, Рочестер с их знакомыми башнями и трубами один за
другим растаяли в пространстве, и приближались уже Сиракузы. День клонился
к вечеру. Арно пролетел шестьсот миль в двенадцать часов и был, без
всякого сомнения, впереди всех. Но вдруг ему захотелось пить. Пролетая над
городскими крышами, он увидел голубятню и, спустившись с высоты
двумя-тремя большими кругами, примкнул к своим соплеменникам и жадно
напился из корытца. Он не раз уже проделывал это и раньше.
Всякий любитель голубей всегда желает, чтобы вестники пользовались его
гостеприимством. Владелец голубятни был тут и заметил незнакомого голубя.
Он осторожно стал на такое место, откуда мог следить за ним. Один из его
собственных голубей вздумал было поспорить с пришельцем, и Арно, защищаясь
развернутым крылом, выставил напоказ ряд напечатанных рекордов. Владелец
дернул веревку дверцы, и через несколько мгновений Арно очутился у него в
плену.
Похититель развернул испещренные надписями крылья, прочел один рекорд
за другим и, взглянув на серебряное кольцо - ему бы следовало быть
золотым, - прочел имя голубя и воскликнул:
- Арно! Арно! О, я слыхал о тебе, приятель, и очень рад, что получил
тебя!
Он срезал записку и прочел:
"Арно оставил Чикаго сегодня в 4 часа утра. Он участвует в большом
перелете всех возрастов по маршруту Чикаго - Нью-Йорк."
- Шестьсот миль в двенадцать часов! Ты побил все рекорды!
И голубиный вор нежно, почти благоговейно впустил трепещущую птицу в
клетку.
- Ну, - добавил он, - тебя, я знаю, не убедишь остаться, но я могу
получить от тебя наследников и развести твою породу.
Итак, Арно был заперт в удобном помещении вместе с несколькими другими
узниками. Хозяин голубятни, хотя и вор, был искренний любитель голубей. Он
не отказывал своему пленнику ни в чем.
Так прошло три долгих месяца. Сперва Арно только и делал, что шагал по
целым дням вдоль решетки, заглядывал вверх и вниз, где бы улизнуть, но на
четвертый месяц он, видимо, отказался от побега, и внимательный тюремщик
приступил к выполнению второй части программы. Он ввел к Арно застенчивую
молодую голубку. Однако толку вышло мало: Арно не стал даже смотреть на
нее. Немного погодя тюремщик удалил голубку, и Арно был на целый месяц
оставлен в одиночном заключении. Затем привели новую голубку, но и с этой
дело не пошло на лад, и так продолжалось целый год. Арно либо яростно
колотил красавиц, либо выказывал к ним презрительное равнодушие, а
временами старое желание вернуться домой снова возникало в нем с удвоенной
силой, и он бился о проволочную стенку или в волнении метался взад и
вперед. Когда началась ежегодная линька голубя, тюремщик бережно стал
подбирать на память каждое выпадавшее из крыльев драгоценное перо, и, по
мере того как вырастали новые, он аккуратно повторял на них историю
славных подвигов Арно.
Медленно протянулось два года. Тюремщик переселил Арно в новую
голубятню и дал ему новую самочку. Случайно в ней оказалось большое
сходство с оставленной дома изменницей, и Арно обратил на нее внимание.
Однажды тюремщику показалось, что его знаменитый пленник слегка ухаживает
за красавицей, и - да, сомнения нет! - вот она готовит уже себе гнездо.
Заключив из этого, что они окончательно столковались, тюремщик впервые
открыл дверцу, и Арно очутился на свободе. Замешкался ли он? Растерялся
ли? Ничуть не бывало.
Как только перед ним открылось свободное воздушное пространство, он
рванулся на волю, развернул свои удивительные расписные крылья и бросился
прочь от ненавистной тюрьмы - все дальше и дальше.
5
Ни один человек никогда не любил так свой дом, как Арно любил свою
голубятню.
Домой, домой, к милому дому! Все испытания и горести, которые он
пережил на старой голубятне, были позабыты. Ни годы тюрьмы, ни поздняя
любовь, ни страх смерти не могли подавить любви к родине, и если бы Арно
владел даром песни, он, несомненно, запел бы героическую песнь. Он летел
ввысь восходящими кругами, повинуясь единственному стремлению, способному
подчинить эти славные крылья, - выше, выше, влекомый любовью к родине,
верный единственному своему дому и изменнице-подруге. Закрыв, как говорят,
глаза, закрыв, как утверждают, уши, закрыв, как все мы думаем, разум, он
несся по лазури, всецело отдаваясь своему тайному руководителю - чувству
направления.
Арно летел с быстротой стрелы на юго-восток. Сиракузский грабитель
простился с Арно навсегда.
Внизу, в долине, дымил курьерский поезд. Он был далеко впереди, но Арно
нагнал и опередил его, как дикая утка на лету обгоняет плывущего выхухоля.
Высоко над долинами, низко над горами Ченанго, где сосны шепчутся с
ветрами, он летел все дальше и дальше.
Из гнезда на дубу безмолвно выплыл ястреб, подсмотревший голубя и
наметивший его себе в жертву. Арно не свернул ни вправо, ни влево, ни
вверх, ни вниз, не потерял ни одного взмаха крыльев. Ястреб дожидался. Но
Арно миновал его, как олень в полном расцвете сил минует засаду медведя.
Домой, домой!
Мах, мах, мах! - мелькали сверкающие крылья по знакомому теперь пути.
Через час он увидит знакомые горы. Вот он уже пролетает над ними. Быстро
бегущие навстречу родные места вливали в него новую силу. Домой! домой! -
без слов пело его сердце. Как умирающий от жажды путник глядит на едва
заметные вдали верхушки пальм, так его блестящие глаза с надеждой
всматривались в отдаленный дым Манхэттена [Манхэттен - остров, на котором
стоит город Нью-Йорк].
С гребня гор сорвался сокол-голубятник. Быстрейший из хищников, гордый
своей силой, гордый своими крыльями, он радовался достойной добыче. Немало
голубей попало в его гнездо, и он плыл теперь по ветру, паря, сберегая
силы, выжидая удобного мгновения. О, как точно он выбрал это мгновение!
Вниз, вниз ринулся он, мелькнув, как стрела. Ни дикая утка, ни коршун не
могли бы увернуться от него, потому что это был сокол.
Лети обратно, голубь! О, голубь, спасайся, обогни опасные горы!
Свернул ли голубь с пути? Нет, так как то был Арно. Домой, домой,
домой! Ни о чем другом он не думал. Спасаясь от сокола, он только быстрее
летел. Сокол ринулся - ринулся на это сверкающее пятнышко - и возвратился
ни с чем. Арно между тем прорезал воздух долины, как камень, пущенный из
пращи: сперва белокрылая птица, затем пятно с трепещущим сиянием - и
вскоре ничтожная точка. Дальше, вдоль милой долины Гудзона, знакомой ему
большой дороги... Прошло уже два года с тех пор, как он видел ее. Теперь
он несется ниже. С севера поднялся ветерок и рябит под ним реку. Домой,
домой, домой!.. Уже встают перед ним городские башни. Домой, домой! Нужно
держаться низко, так как поднялся ветер.
Низко! Увы, он летел слишком низко! Какой злой дух спрятал охотника за
верхушкой этого холма? Что за бес указал ему белое мелькающее пятнышко,
выплывающее из лазури навстречу северу? О, Арно, Арно, несущийся так
низко, не забывай о стрелке! Слишком, слишком низко ты проносишься над
этим холмом. Слишком низко.
Вспышка, треск! - и смертоносный град настиг Арно; настиг, изувечил, но
не сбил с пути. Мелькающие крылья уронили сломанные расписные перья,
медленно опустившиеся на землю. "Ноль" от его морского рекорда исчез.
Теперь уже он показывал не 210, а 21 милю. О, постыдный грабеж! На груди
расплылось темное пятно, но Арно не сдавался. Домой, домой! Опасность
осталась позади. Домой, все домой, так же прямо, как и прежде.
Но чудесная скорость теперь уменьшилась: в минуту уже не выходило мили,
и ветер поднимал непривычный шум в истрепанных крыльях. Пятно на груди
гласило о надломленной силе, но Арно все летел вперед. Дом, дом виднелся
уже вдали, и боль в груди была позабыта. Высокие башни города ясно
вырисовывались перед его дальнозоркими глазами, в то время как он скользил
близ утесов Джерси. Вперед, вперед! Крыло может ослабеть и глаз
померкнуть, но любовь к родине все растет и растет.
Он пролетел над высоким палисадом, насаженным для защиты от ветра, над
сверкающей водой, над деревьями и под гнездом соколов-голубятников,
разбойничьей твердыней на скале, где сидели большие угрюмые хищники. Зорко
присматриваясь, похожие на пиратов в черных масках, они подметили
приближение голубя. Арно знал их издавна. Много недоставленных посланий
нашло приют в этом гнезде, много расписных перьев, трепеща, опустилось с
него на землю. Но Арно уже не раз тягался с ними и продолжал теперь свой
путь, как бывало, - вперед, вперед, быстро, но все же не так быстро, как
прежде. Смертоносное ружье подорвало его силы, убавило его скорость.
Вперед, вперед! Соколы, выждав время, слетели, как две стрелы. Они ловили
ослабевшего, усталого голубка.
К чему описывать погоню? К чему изображать отчаяние отважного сердечка?
Он уже видел свой дом... В одну минуту все было окончено. Голубятники
визжали от радости. Визжа в воздухе, они взвились на свою скалу, держа в
когтях голубиное тельце - все, что осталось от бесстрашного маленького
Арно.
Там, на скале, клювы и когти пиратов окрасились кровью героя.
Несравненные крылья были изорваны в клочья, и летопись их разметана по
камням. Там они лежали на солнце, пока сами убийцы не были убиты и
твердыня их не опустошена.
И судьба бесподобной птицы так и осталась бы безвестной, если бы в
хламе и соре пиратского гнезда случайно не обнаружили серебряное кольцо -
священный орден первоклассного почтового голубя, на котором красовалась
многозначительная надпись: "Арно. 2590 С".
_________________
Он вечно хмур, видать в печали Его родители зачали.
|
) мало, но все-таки были.
